"Чернобыльцы столько не живут": история ликвидатора

33 года назад на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС произошел взрыв, который полностью разрушил реактор. По разным данным, во время ликвидации последствий аварии в 1986-1987 годах на территории АЭС и местности, прилегающей к ней, было задействовано от 200 до 900 тысяч человек.

Журналистке АСПИ удалось пообщаться с одним из ликвидаторов чернобыльской трагедии.

Александр Семыбратов был одним из ликвидаторов на Чернобыльской АЭС. В 1986 году он без колебаний поехал бороться с невидимым врагом и гордится тем, что смог помочь людям. Через 28 лет он добровольно ушел на фронт снова бороться с врагом, но уже с вполне реальным.  

До 1986-го года я работал на стройке, недавно женился. На тот период моей первой дочери было всего четыре месяца. Из скупых сообщений, так как советская власть пыталась скрыть от людей всю информацию об аварии, мы узнали, что был взрыв на Чернобыльской АЭС. Больше информации стало известно именно из зарубежных средств массовой информации. Со сведений от знакомых людей, которые работали в атомной энергетике, я понял сразу, что все серьезно. А в конце мая в 4 утра мне принесли повестку и уже в 6:00 я был на сборном пункте. Таких, как я было много. Хотя по моему мнению, такое значительное количество людей было лишней. Тогдашняя власть действовала на арапа (кое-как, без должной подготовки, обманывая — ред.).

Я был приписан к Лубенской 25-й дивизии. Поэтому меня отправили в Лубны. Переодели в военную форму и на открытых грузовых автомобилях увезли в зону Чернобыля. Вместе с тем к ликвидации аварии был привлечен "цвет" репродуктивной части населения: среди нас были мужчины от 20 до 45 лет. Знаю даже двух парней, которые на тот период только вернулись из Афганистана и сразу их отправили на Чернобыль. Несколько раз наше местоположение меняли. Приезжали генералы, все должно было быть "под шнурок" (ровно, правильно — ред.), хотя уже вся земля была заражена радиацией.

Мы ограждали 30-километровую зону, Припять и работали непосредственно на самой станции.

Мне было интересно посмотреть на невидимого врага, поэтому не удержался: это было всего несколько секунд, но я заглядывал в руины энергоблока, что взорвался.

Мы чистили станцию ​​от графита и других обломков в респираторах и фартуках, но это было не очень удобно, поэтому одежда была открытая. Затем чистили и помещения станции. Мыли и дома местного населения, вывозили всякий хлам и закапывали его. Жил вместе с другими ликвидаторами вне зоны аварии, на территории Беларуси, но на работу нас везли в открытых автомобилях через всю зараженную территорию. Всю эту пыль мы вдыхали с воздухом постоянно.
Никто изначально не делал никаких замеров радиации. Не знали тогда и разрешенную дозу радиации на человека. Затем до конца лета мы или сидели в палатках, либо добровольно помогали населению.

​

На здоровье каждого из нас радиация повлияла по-разному. Я занимался и сейчас занимаюсь спортом, веду здоровый образ жизни. Сейчас мне 60, но на состояние здоровья не жалуюсь. Конечно есть типичные чернобыльские заболевания, в частности аритмия. Но сейчас их уже не замечаю. Вообще я никогда не обращал внимание на это и не оформлял, как некоторые, сразу после Чернобыля (аварии на Чернобыле — ред.) себе инвалидность. Не обращал внимания на это и просто продолжал работать.

После тех событий я вернулся в Полтаву, продолжил работать на строительстве и других работах. 1987 года родилась вторая дочь. В 90-х мы, как и все население, не жили, а выживали. Надо было растить детей, учить их.

С товарищами, которые тогда тоже были на Чернобыле почти не вижусь. Часть из них уже отошла (умерла — ред.): одни из-за болезней, другим просто время уже пришло. Многие люди просто сдались, потому что считали, что алкоголь может спасти от радиации. Поэтому начинали пить. Я считаю это слабостью, спиртные напитки от радиации не спасут. Другое дело — здоровый образ жизни. Пока ты имеешь иммунитет, организм сам борется с радиацией, а как только ослабеешь — тогда уже все ...

Бывает, мне говорят, что я пошел туда, чтобы иметь льготы. Но с самого начала не думал о них вообще. Когда приняли закон о социальной защите граждан, пострадавших вследствие Чернобыльской катастрофы, нашей семье уменьшили цену на коммунальные услуги. А через 18 (!) лет государство выделило квартиру. На санаторно-курортном лечение я не был ни разу: все времени не было на это.

На пенсию я ушел в 50 лет. Работал инкассатором, имел хорошую заработную плату, которой хватало для жизни в Полтаве. Дети выросли, получили образование, жизнь потихоньку наладилась.
Началась война. В нашем городе открылся набор в подразделение "Азов", к которому я и присоединился. К счастью, моя жена — патриотка, мыслит, как и я и поддерживает меня во всем.

В сентябре 2014-го я уже был на базе батальона. Сначала служил в автомобильном взводе. Был водителем. Мне хотелось более динамичной службы, поэтому вскоре перешел в разведку. Боевое крещение было в феврале 2015 года во время Широкинской операции, где я и получил первое пулевое ранение. От второго — официально зарегистрированного — ранения на память остались три осколка, которые не смогли достать. Я всегда просился быть со своими на передовых позициях и меня брали. Вот и сейчас тоже на фронте.

Побратимы знают о том, что я участвовал в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. Некоторые смеются и говорят, что подделал удостоверение, а другие не верят и говорят, что чернобыльцы так долго не живут (смеется). Главная беда заключается в том, что вскоре мне придется идти с полка: в Национальной гвардии мужчины служат только до 60 лет.

События 86-го года вспоминаю редко. Стараюсь не оглядываться в прошлое и жить настоящим. Для меня это была своеобразная проверка на прочность и устойчивость. Была возможность спрятаться, уехать в глухую деревню, как делали некоторые. Но у меня даже мысли такой не было. Я горжусь, что смог тогда помочь людям. Хотя для меня сама авария на Чернобыльской АЭС — горе.

Алла Жигадло